В кинематографе за этим жанром закрепилось определение «роуд-муви». В литературе путевую прозу именуют травелогом. И в том, и в другом случае термины чужеземные. Оттого и возникает вопрос: а есть ли в отечественной словесности этот самый травелог? Да как ему не быть, если еще сам Николай Гоголь вопрошал: «И какой же русский не любит быстрой езды?»
Однако в России, которую ни аршином общим не измерить, ни умом не понять, путешествие, не ограничиваясь одним перемещением по карте и территории, превращается у одного писателя в обличительный, у другого — в психоделический, а у третьего — в аллегорический рассказ о судьбе страны. Более того, произведения эти оказываются связанными между собой, и в этом смысле Радищев, Соллогуб, Лесков, Ерофеев и даже Пелевин предстают как звенья одной цепи. Или пункты одного бесконечного маршрута.

«Путешествие из Петербурга в Москву», Александр Радищев
В финале этого текста автор, утомленный не только долгой поездкой в кибитке, но и тем, что ему довелось увидеть, восклицает: «Москва! Москва!!!» А подмечает зоркий глаз Радищева многое, и описывает автор свое путешествие «без купюр». За это он поплатился шестью годами свободы, что все-таки куда лучше смертной казни, на которую его была готова отправить Екатерина II за сочинение, «…наполненное самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный».
В этой книге есть все: изображение произвола чиновников и бесправного существования крестьян, критика самодержавия и неприятие цензуры. Разнообразна и структура произведения. В нем главы, написанные в жанре новеллы, соседствуют с документальной прозой, авторские отступления — с одами, адресованными творчеству Михаила Ломоносова, а живой крестьянский язык — с высокопарным слогом. В итоге получился мозаичный текст, напоминающий разбитое зеркало, в каждом осколке которого можно увидеть Россию.
Слушать отрывок
«Путешествие из Петербурга в Москву»
Путешествие из Петербурга в Москву
«Тарантас», Владимир Соллогуб
В наши дни героя повести «Тарантас» — тридцатилетнего сибарита Ивана Васильевича, вернувшегося на родину из Европы, где он пробыл ни много ни мало четыре года, — можно было бы назвать без пяти минут тревел-блогером. Если бы не одно «но». Его страстному желанию написать развернутые заметки о путешествии по России так и не суждено будет сбыться.
Иван возвращается из Москвы в Казань вместе со своим антиподом — простоватым помещиком Василием Ивановичем, любезно предложившим довезти его на собственном тарантасе в отцовское имение. Очень скоро интерес к истории и быту России, вызванный долгой разлукой, сменяется полным разочарованием, и прихваченная Иваном в дорогу толстая записная книга остается совершенно нетронутой. Города и села отчизны кажутся ему безынтересными, люди плутоватыми, а нравы дикими.
Фигура Владимира Соллогуба (1813-1882) несколько затерялась в тени таких гигантов русской литературы XIX века, как Тургенев, Гоголь, Салтыков-Щедрин… Однако повесть «Тарантас» с ее обаятельным слогом, авторской иронией и полнокровными персонажами занимает свое заслуженное место среди шедевров путевой прозы.
Слушать отрывок
«Тарантас»
Тарантас
Читайте также
«Очарованный странник», Николай Лесков
Корабль плывет по Ладожскому озеру. На корабле купец, полуфилософ, обычный пассажир и богатырь в рясе послушника затевают разговор о прощении для самоубийц. Слово за слово, и послушник Иван Флягин по прозвищу Голован разматывает клубок воспоминаний — о том, как «всю жизнь свою я погибал, и никак не мог погибнуть». Как из звания крепостного форейтора дослужился до конэсера — укротителя диких лошадей, как очутился в неволе у степных татар, а после — в плену чар цыганки, как попутно убивал, сам того не желая.
Повесть «Очарованный странник» Николая Лескова как шкатулка с секретом. Глядишь — незамысловатая вещица, откроешь — а там двойное дно. В этом произведении водный круиз происходит параллельно с путешествием в прошлое Ивана Флягина. Его рассказ превращается в сказ, реальность — в притчу. Беспокойная жизнь приводит героя в монастырь, и этот финал можно соотнести с жемчужиной русского фольклора, — со стихотворной повестью о Горе-Злосчастии, главный персонаж которой после долгих мытарств также находит свою дорогу в храм.
Слушать отрывок
«Очарованный странник»
Очарованный странник
«Москва — Петушки», Венедикт Ерофеев
Одни называют этот текст энциклопедией русской жизни. Другие — дневниковой исповедью запойного пьяницы. Кто-то считает его первым постмодернистским произведением в советской литературе, а кто-то скептичный, заземлив значимость сочинения, нарекает ее «солянкой». Компиляцией из аллюзий и цитат, пародирующих тексты великих классиков.
Аллюзий в поэме «Москва — Петушки» Ерофеева действительно немало. Само жанровое определение отсылает к поэме Гоголя. И не только оно. С «Мертвыми душами» ерофеевскую поэму сближает тема дороги. Этот особенный метафизический мотив, к которому нет-нет да и возвращаются поэты и писатели. Но если гоголевская тройка мчит проходимца Чичикова на охоту за умершими крестьянами, то ерофеевский поезд несет его из Москвы в Петушки — в благословенную Итаку Венички. Туда, где его ждут «бесстыжая царица с глазами, как облака» и трехлетний сын. Длится эта одиссея бывшего бригадира монтажников, уволенного за «внедрение порочной системы индивидуальных графиков», в состоянии все возрастающего опьянения. До тех пор, пока не разрешается трагическим финалом.
Слушать отрывок
«Москва-Петушки»
Москва-Петушки
Читайте также
«Желтая стрела», Виктор Пелевин
В эссе «Икстлан — Петушки» Виктор Пелевин проводит параллель между произведениями двух авторов. По мнению писателя-мистификатора, и Дон Хенаро из «Путешествия в Икстлан» Карлоса Кастанеды, и Веничка из поэмы «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева отправляются в путь, исход которого предопределен. Мексиканский Икстлан и подмосковные Петушки (финальные точки маршрутов, символизирующие не только попытку возвращения в родной дом, но и желание обрести себя) так и останутся для героев недостижимыми, словно мерцающие звезды.
В «Желтой стреле» Пелевина путешествие предстает метафорой жизни. Действие произведения разворачивается в поезде, который не делает остановок. С него не сходят пассажиры. Однако все же есть два способа выхода из скоростного состава, где одни живут в плацкарте, а другие — в вагонах первого класса: это либо смерть, либо — прыжок из вагона. Тела умерших в поезде выбрасывают из окон вагонов, а редкие смельчаки, осознавшие бессмысленность поездки, спрыгивают сами.
Повесть впервые была опубликована в 1993 году. Андрей — ключевой персонаж произведения — аутсайдер, чьи нежелательные риторические вопросы выходят за границы здешней нормы: подавляющее большинство пассажиров не только не задаются вопросами о цели маршрута, они даже не отдают себе отчета в том, что едут в поезде — и едут к разрушенному мосту.
Слушать отрывок
«Желтая стрела и другие повести»
Желтая стрела и другие повести